Перевод статьи "Воспоминания парфюмера" Эрнеста Бо

В феврале г-н Самуэль, председатель секции парфюмерии Технической парфюмерной группы, любезно пригласил меня на беседу, которая состоялась в Доме химии 27 февраля 1946 года.

​

Вот в нескольких строках то, что я говорил и то, что я хотел сказать.

​

Я начал в 1898 году в Москве, то есть в чужестранном городе, где французская колония была одной из самых значительных и управляла многими отраслями промышленности: шелковой, хлопчатобумажной, парфюмерной и т.д.

​

Мой старший брат был Управляющим директором компании Ралле,  одной из двух крупных российских парфюмерных компаний, и до моей военной службы во Франции я изучал там сначала  мыловарение, а после моего возращения в 1902 году [3] – парфюмерию.

​

Ралле, очень крупное акционерное общество, насчитывало 1500 рабочих с очень развитыми для того времени индустриальными и социальными структурами. Оно должно было адаптироваться, впрочем, к рынку, который был в то время огромным и по своей территории (Россия с 180 миллионами жителей, Китай, Персия, Балканы и т.д.), и ко врожденному вкусу русской женщины к парфюмерии и роскоши.

​

С фабрики во всех направлениях отправлялись вагоны, груженые мылом, рисовой пудрой, одеколонами и духами. Вероятно, воспоминание той эйфории и заставило нас после русской революции при строительстве Ралле в Ла Бокка подвести железнодорожную ветку к заводу.

​

С 1902 года г-н Лемерсье  [4], наш технический директор, начал меня обучать искусству парфюмерии и мне приятно отметить здесь его исключительный художественный и технический талант.

​

Все в нем было оригинальным, вплоть до манеры жить и одеваться.

​

Он был великим исследователем, который никогда не стремился следовать правилам старой школы и уже четко понимал, что химики и производители натуральных продуктов быстро привносят в парфюмерию новые элементы, которые позволяют творить.

​

В 1898 году искусство парфюмера состояло в основном в приготовлении и смешивании относительно ограниченного количества веществ.

​

Мы готовили настои, которые, кстати, в то время имели чрезвычайное значение и готовились с особой тщательностью из смол и камедей и смывов цветочных помад, которые нам присылали из Грасса.

​

До промышленного создания ванилина, гелиотропина, коумарина, мускуса Бауэра формулы были очень простыми и показались бы современному парфюмеру наивными и, что особенно важно, не очень разнообразными. Возвращаясь в те времена: роза, герань, розовое дерево, патчули, гвоздика, бергамот, лимон, нероли, петигрейн, лаванда... Классические настои, смолы гальбаниум, стиракс, Толу, Перу, бензоин, мирра, опоппонакс, ладан.

​

Абсолютов цветочных экстрактов, добытых с помощью углеродов, демонстрирующих в настоящее время огромное преимущество, тогда еще не существовало. Все парфюмы, впрочем, имели маленькую общую нотку жира, которая была привычной; они были нестабильны и быстро портились, несмотря на дополнительную обработку и вымораживание.

​

В 1900 году появляется парфюм Красный клевер (Le Trèfle Incarnat) Пивера [5], вышедший за рамки банального благодаря использованию амилового салицилата.

​

В 1902 году применение ионона  дэ Лэра [6] принесло большой успех Вере-Виолетте (Vera-Violetta) Роже и Галле [7]. В 1903 году выходит Иралия[8] и в 1904 году гидроксицитронеллаль Хаармана и Реймера [9], Циклозия [10] и Лаурин [11]: отныне парфюмер мог придать ландышам и сирени  ноту, более тонкую и близкую к цветку.

​

 В 1914 нерол Лорена [12] привносит свежую нотку прилива и устрицы к лимонному соку.

​

В 1928 году Экзальтон, Циветтон, а затем и Экзальтолид, созданные Ружичкой [13], усовершенствовали и поддержали столь желанную животную нотку.

​

Цетон альфа – Живодана [14] Ветиризия Наефа [15] , затем следуют несколько продуктов Синарома [16] – дают нам новые направления: первое – древесное, второе – животное.

​

Это конечно еще не все: например, давно известные альдегиды нашли свое полное применение только в 1920 году. Я, конечно, не могу перечислить здесь даже основное сырье, используемое в настоящее время в парфюмерии, но могу сказать, что именно альдегидная нота оказала наибольшее влияние на новые композиции  во время создания  Шанель №5.

​

С самого начала своей долгой карьеры в лице моего друга Леона Живодана, который сумел создать мировой бизнес по производству синтетических продуктов, я нашел поддержку и благодаря новым веществам вышел на новые пути, которые помогли мне в моих исследованиях.

​

Я должен отметить, что некоторые дома Грасса, и прежде всего Эжен Шарабо [17],  помогли придать моим ароматам то качество, к которому  я стремился, предоставив мне обесцвеченные супер-абсолюты. 

​

На заседании 27 февраля меня спрашивали по поводу создания Шанели №5.

​

В какое время я его создал? Именно в 1920 году. Когда я вернулся с войны. Мне довелось провести часть кампании в северной части Европы за полярным кругом во времена белых ночей, когда озера и реки источают аромат абсолютного холода. 

​

Я сохранил эту нотку и ее реализовал, не без труда, поскольку первые альдегиды, которые я смог найти были нестабильными и их производство не было регулярным. 

Почему именно это название?

Мадмуазель Шанель, у которой был очень известный дом моды, попросила меня создать несколько ароматов.

​

Я пришел познакомить ее со своими творениями, двумя сериями: 1-5 и 20-24. Она выбрала несколько из них, в том числе, под номером 5 и на вопрос, какое имя ему дать, ответила: «Я представляю свою коллекцию платьев 5-го числа месяца мая,  5-го месяца года, поэтому мы оставим ему его номер, и этот номер 5 принесет ему  удачу».

​

Я должен признать, что она не ошиблась. Этот новый аромат имел и до сих пор имеет огромный успех. Лишь немногие ароматы  имитировали и подделывали столько раз, сколько Шанель №5.

​

Это было время Каннской конференции и фабрика Ля Бокка была привлекательным местом для именитых гостей, которые с любопытством осматривали мою лабораторию и огромные установки в мыловарне.

​

Меня посетили Бриан [18], Лушер [19], Ллойд Джордж [20] и другие. Великий карикатурист Сэм [21], тоже однажды зашел и, почувствовав запах лабораторных образцов и готовых ароматов, взглянув на меня,  назвал «Министром ноздри».

​

Конечно, я создал много других ароматов до этого №5, так как мое первое творение было создано в 1907 году, когда в Москве меня только что назначили членом совета Директоров и техническим директором кампании Ралле.

​

В 1912 году созданный мною аромат «Букет Наполеона» к столетию Бородинской битвы имел невероятный успех. 

После 5 лет мобилизации, в 1919-1920 годах я создал кроме аромата №5, о котором я уже говорил, аромат №22 и целую серию различных ароматов. В 1922 году мой друг господин Шарабо попросил меня стать его представителем в Париже, но в 1924 году господа Поль и Пьер Вертхаймеры [22] попросили меня вернуться к созданию ароматов и с тех пор вышли, среди прочего: Гардения (Gardénia), Дерево островов (Bois des Iles), Русская кожа (Cuir de Russie) у  Шанель,  Вечер в Париже (Soir de Paris) u Кобако (Kobako) у  Буржуа.

​

Именно благодаря  атмосфере абсолютной свободы в работе и пониманию той роли, которую играет создатель, я смог реализовать свои идеи. 

​

За мою карьеру несколько ароматов произвели на меня сильное впечатление. Это было в мои первые дни: Эссбукет (Essbouquet) от Бейли [23], Шипр (Chypre) Любина [24], Малиновый клевер (Trèfle Incarnat) Пивера [25], Вера-Виолетта (Vera-Violetta)  Роже и Гале [26].

​

Великий парфюмер своего времени Г-н Парке создал Идеал (Idéal), Королевский папоротник (Fourgère Royale),  Сердце Жаннетт (Coeur de Jannette) [27], ароматы восхитительные, и позже Г-н Бьенамэ  - Несколько цветов (Quelques Fleures) [28] с новой нотой лилии, что имело  грандиозный успех для Дома Убиган [29].

​

Я был свидетелем того как семья Герлен участвовала в создании славы французской парфюмерии вместе с  Жики (Jicky), После ливня (Aprés l’Ondée) , Предрассветный час (l’Heure Bleue) [30] и  другими высококлассными творениями, а также Коти  c Роза Жакмино (Rose Jacqueuminot) и Душица (l’Origan) [31], и я вспоминаю, особенно, неслыханную моду на эти два парфюма во Франции и за границей.  

Г-н Дальтрофф (парфюмерия Карон)  нам принес интересную ноту с Черный Нарцис (Narcisse Noir) [32] и  вскоре у нас появились творения с изысканным вкусом, такие как Скандал (Scandale) и Арпеджио (l’Arpège) Ланвана [33].

​

Я останавливаюсь  на этом, не потому что мне нечего  сказать о других ароматах, среди которых есть много хороших и очень хороших, но мне не хватает места, и я хочу поговорить о парфюмере и его искусстве.

Поскольку для меня парфюмерия – есть искусство, и настоящий парфюмер должен быть художником.

​

Как музыкант вначале должен выучить ноты и музыкальную грамоту, как художник вначале должен научиться рисунку и разобраться в красках, парфюмер должен знать основополагающие материалы. Он должен анализировать, практиковаться в расчленении запаха и выковать идеальную память о веществах, которые он уже ощущал. Он запоминает определенное количество этих веществ и создает свою палитру.

​

Точно так же, как художник сохранит свою палитру, даже если он сменит стиль, парфюмер может узнать свой стиль именно по той гамме  веществ, которую он, как правило, использует.

​

Затем парфюмер создает для себя характерные аккорды, которые служат ему в конкретных случаях и облегчают его работу.

​

Затем он может составить аромат: для этого у него должны быть идея, он должен знать, что он хочет сделать, и все его усилия должны быть направлены на достижение поставленной им цели.

​

Если наши мысли – просто фантазия, то благодаря таланту парфюмера эта фантазия находит возможность для реализации; эти мысли, кстати, обязательно находятся под влиянием среды, в которой мы живем, книг, которые мы прочитали и художников, которых мы предпочитаем. Это были для меня поэты и писатели французские и также поэзия Пушкина, произведения Тургенева и Достоевского, музыка Бетховена, Дебюсси, Бородина, Мусоргского. Императорский театр с его балетом и Московский художественный театр, художники французской школы и великие русские мэтры Серов, Левитан, Репин и многие другие, и особенно художественная среда, в которой мне так нравилось бывать.

​

Иногда нас судят и критикуют люди, зачастую очень образованные, ученые и глубоко уважаемые, но без какого-либо обонятельного художественного вкуса.